Про экономику и некий социализм

Бен Бернанке, безусловно, неглупый человек. И он уже должен понимать, что все теории монетаризма оказались неадекватными фантазиями. Но огромный репутационный багаж собственной профессии не позволяет ему открыто и прямолинейно признать, что уже несколько десятилетий подряд монетаризм дурит всей планете голову, попутно издеваясь над миллионами, если не миллиардами невинных людей. Вот, например, на состоявшейся на прошедшей неделе ежегодной конференций в Jackson Hole, Бена Бернанке заявил:

Центральные банкиры не могут в одиночку решить экономические проблемы мира. Тем не менее, монетарная политика продолжает играть передовую роль в продвижении восстановления экономики. (Central bankers alone cannot solve the world's economic problems. That said, monetary policy continues to play a prominent role in promoting the economic recovery.)

Если центральные банкиры не могут решить проблемы мира, так может стоит тогда перестать позировать и обратиться к тем, кто может их решить? Это и есть тот вопрос, на который Бернанке пока не отваживается публично дать очевидный ответ.

У Скромного мнения сложилось следующее общее впечатление от выступления Бернанке – еще один шаг и всеобщее экономическое счастье сразу же наступит. А для того, чтобы это счастье наступило не послезавтра, а завтра ФРС будет делать следующие шаги:

1. Купит еще пару долгосрочных облигаций
2. Изменит текст своих посланий рынку
3. Перестанет платить банкам проценты по избыточным резервам

Вот столько вот еще инструментов есть в распоряжении самого влиятельного центрального банкира мира.

Детская наивность  в чистом виде. И это было бы смешно, если бы это не было так грустно.

Все пункты смешны, но пункт 3 - особенно. Как известно, в данный момент ФРС платит коммерческим банкам 0.25% по избыточным резервам. В номинальных суммах это транслируется в приблизительно 2.5 млрд долларов в год для всей банковской системы США. Бернанке просто издевается над человеческим разумом, считая, что никто не может угадать, какой эффект 2.5 млрд долларов окажут на 15-триллионную экономику. Тем не менее, он идеологически готов отказать частной экономике (банкам) даже в этом доходе.

Скромное мнение не собирается анализировать все выступление Бернанке, тем более что и анализировать там нечего. Выступление и содержание речи являются всего лишь хорошим вступлением в тему, в которой Скромное мнение уже давно намеревалось поставить несколько точек над “и”. Поэтому все остальные вопросы отодвигаются на одну неделю в будущее ради темы этой недели.

Итак, идеология и экономика.

Скромному мнению часто приходится слышать, о его, якобы, социалистических или левых взглядах на мир. А поскольку тема социализма на пост-советском пространстве имеет особый привкус, то обычной реакцией является “хватит, пробовали уже и с нас достаточно”. Подобные суждения делаются в полном неведении того простого факта, что идеология экстремального социализма была бездумно подменена идеологией рыночного фундаментализма. К сожалению, любая идеология подавляет способность к объективному анализу, и поэтому замена одной идеологии на другую совсем не означает более совершенное понимание принципов функционирования экономики.

Экономическая наука традиционно делится на нормативную и позитивную, где первая основывается на социальных нормах, а вторая, якобы, описывает объективные законы. И это деление является основой всех заблуждений. Настоящая наука не может включать в себя нормы, т.е. идеологию. Если экономика желает стать настоящей наукой, то она должна избавиться от нормативной части в принципе. Точно таким же образом, как Земля когда-то была плоской, а затем стала круглой, базовые положения экономики должны быть объективны и абсолютны. Ведь если использование законов физики ведет к созданию ядерной бомбы и, более того, бомбардировке, то никому не приходит в голову обвинять физику в том, что она идеологизирована. Всем понятно, что создают и сбрасывают бомбы люди, а не физика. Почему же тогда экономика обвиняется в неких социалистических взглядах? Или может то, что мы называем экономикой – это совсем не наука?

Возьмем, к примеру, современную экономическую теорию – неолиберализм. Согласно википедии:

Неолиберализм, в отличие от либерализма, не отрицает полностью государственное регулирование экономики, рассматривает свободный рынок и неограниченную конкуренцию как основное средство обеспечения прогресса и достижения социальной справедливости, возможных прежде всего на основе экономического роста, который измеряется валовым внутренним продуктом.

Забудем про либерализм и обратимся к части о свободном рынке как основном средстве обеспечения прогресса и бла-бла-бла.

Как можно современную экономическую теорию называть наукой, т.е. набором абсолютных и объективных законов, если в ее основе основ лежит идеологическое положение о свободном рынке? Никак! Поэтому современная экономическая теория – это дикий сгусток оголтелой идеологии, где полное отсутствие позитивной части тщательно скрывается за многоуровневой математикой, часто достаточно сложной даже для людей с техническим уклоном. Ведь математика объективна и поэтому современная экономическая теория, неолиберализм, тоже. НЕТ!

Скромное мнение обсуждало на прошлой неделе, что импорт товаров имеет обратную сторону в виде экспорта рабочих мест. Это есть объективный экономический факт, лишенный какой бы то ни было идеологии. На этот факт можно реагировать, а можно и не реагировать, что является результатом применения социальных норм. Что говорит по этому поводу неолиберализм? Ни-че-го. Хотя естественным позывом любого человека было бы стремление, как минимум, обсудить этот факт и принять сознательное решение: делать что-нибудь или нет.

Другим фактом, который Скромное мнение никак не устанет подчеркивать, является принципиальное стремление частного сектора экономики к сбережениям. Что говорит по этому поводу неолиберализм? И вновь ни-че-го.

Итак, два базовых факта макроэкономики, а в ответ – тишина. Почему? Потому что прямым следствием идеологии неолиберализма является то, что государство – это плохо, потому что коррупция, а свободный рынок – это хорошо, потому что эффективно. И неолиберализм все делает для того, чтобы навязать эту точку зрения всему живому на планете.

Но, возьмем, например, коррупцию. И возьмем, например, рейтинговые агентства, которые являются творением исключительно свободного рынка. То, что рейтинговые агентства сделали с рынком жилья в США, Испании и так далее, является коррупцией или нет?

Или возьмем когда-то известную компанию Enron, неожиданное банкротство которой привело к скоропостижному самороспуску международной аудиторской компании Arthur Andersen.

Или возьмем когда-то один из крупнейших инвестиционных банков Lehman Brothers – просто рыночный антипод, якобы, коррумпированного и неэффективного государства. В конце августа 2008 года Lehman Brothers уверял инвесторов, что его достаточность капитала равна почти 11% (при стандартном банковским нормативе минимум 8%), а спустя две недели объявил о банкротстве. При этом в его балансе обнаружилась такая дыра, что инвесторы в самые надежные облигации надеялись получить от 60 до 80 центов на каждый доллар инвестиций. Соответственно, все остальные инвесторы не получат ничего. И, между прочим, до самого банкротства головная компания имела кредитный рейтинг “A-”, что является вполне обыкновенным рейтингом для банков в развитых странах.

Список можно продолжать бесконечно долго. Но вывод таков, что коррупция в частном секторе никоим образом не позволяет сектору государственному краснеть от нескромности. И только то, что частный сектор, якобы, оперирует с частными деньгами, и потому неинтересен или не оказывает влияние на широкую публику, позволяет ему избегать скандальной публичности. Но, тот факт, что частный сектор может избегать публичности, также говорит в пользу того, что коррупция в частном секторе носит намного более грубый и бессовестный характер, чем в секторе государственном. Поэтому пусть, как говорится, мнение редакции может не совпадать, но коррупция в частном секторе – это такой же факт жизни, как и коррупция в государственном секторе. И хотя это явление может носить иное название, сути это не меняет - “использование должностным лицом своих полномочий в целях личной выгоды, противоречащее законодательству или моральным установкам”.

Обратимся теперь к эффективности частного сектора. Когда речь заходит об эффективности, то обычно понимается эффективность использования ресурсов, имеющих цену, что через цены транслируется в финансовую эффективность. В частном секторе финансовая эффективность, якобы, выше, потому что частным сектором движет стремление к финансовой выгоде, что равносильно стремлению к повышению финансовой эффективности.

В США в начале 70-х годов руководители предприятий в среднем получали в 30 раз больше, чем работники. На сегодняшний момент этот разрыв увеличился на порядок (например, тут, тут или тут). Это означает, что руководители предприятий сегодня получают в 300 раз больше, чем работники. С другой стороны, многочисленные исследования установили, что, например, в IT-сфере успех компании и зарплата руководителей имеют негативную корреляцию. В экономике же в целом компенсация работников в принципе является плохим показателем эффективности работы.

Экономика – это поиск компромисса между различными потребностями с учетом имеющихся ресурсов. Частный сектор постоянно занят этим поиском, что обусловлено стремлением к получению прибыли в условиях конкуренции, что, якобы, транслируется в растущую эффективность экономики. Однако, микроэкономическая эффективность совсем не обязательно равна эффективности макроэкономической. И, например, использование невозобновляемых природных ресурсов и окружающей среды имеет нулевую микроэкономическую стоимость, но огромный макроэкономический эффект.

Но все обстоит хуже, чем заезженная тема экологии. В этом мире в самом эффективном частном секторе существует слишком много бизнес-моделей, которые имеют место быть лишь потому, что используют рабский человеческий труд. Начинать можно с Китая и закончить переворачиванием гамбургеров в заведениях фаст-фуда за углом. Скромное мнение уверено, что без фаст-фуда этот мир был бы здоровее не только физически, но и экономически. Сможет ли частный сектор самоорганизоваться по этой поводу? Неуместная фантазия!

Ежегодно консалтинговая компания Mercer составляет список самых лучших для жизни городов мира. В 2010 году верхнее место в списке заняла Вена. Какова заслуга частного сектора в том, что Вена находится на первом месте? Никакой! Потому что только целенаправленная политика властей города Вены позволяет городу занимать из года и в год верхние места в этом списке. И когда эта политика начала приносить плоды, тогда и частный бизнес подтянулся и своей эффективностью начал “паразитировать” на результатах работы властей города.

Псевдо-проблемы экономической эффективности государства являются порождением теорий неолиберализма и его идеологии. Государство не конкурирует с частным бизнесом в финансовом смысле и ему нет смысла зарабатывать деньги на собственном населении. Более того, оно даже не может заработать деньги на собственном населении. Государство не имеет бухгалтерского баланса и расчетного счета в банке, где прибыль оседает. Также оно не выплачивает дивиденды.

Неолиберализм хотел создать конкуренцию между частным сектором и государством, он ее и создал. Однако, роль государства в экономике заключается в выполнении не экономического выбора, а политического. И задача экономической теории заключается в том, чтобы показать, каким образом может быть достигнут эффективный баланс и результат между политическим и экономическим выбором на основе определенных критериев. Эти критерии являются не только позитивными (объективными) на основе экономической теории, но и нормативными (субъективными) на основе политического консенсуса.

Базовым примером нормативных критериев являются общественные блага, т.е.

блага, обладающие свойствами неконкурентности (т. е. потребление такого блага одним человеком не сокращает количество блага, доступное другим) и неисключительности в потреблении (т. е. нельзя исключить кого-л. из пользования этими благами без исключения всех остальных); эти характеристики не позволяют назначать плату за общественные блага, и частный сектор оказывается незаинтересованным в их производстве; общественные блага предоставляются государством для всего или большинства населения страны (напр., оборона, чистые улицы и т. д.), и на обеспечение общественных благ государство использует бюджетные фонды, сформированные из налогов)

И хотя данное определение использует терминологию неолиберализма в части финансирования, ключевой характеристикой общественных благ является нежелание частного сектора их производить. А раз частный сектор не желает, то нет и конкуренции. А раз нет конкуренции, то автоматически отпадает вопрос эффективности, особенно, учитывая, что общественные блага не позволяют назначить цену за их пользование. Экономическая роль государства тогда сводится к реализации заданных общественных благ, в то время как все остальное отдается на откуп частному сектору.

Объем общественных благ определяется в результате политического процесса. Больший объем общественных благ соответствует большему объему налогов. Однако, обусловлено это не необходимостью финансирования, а необходимостью высвобождения из частной экономики требуемых реальных ресурсов для реализации общественных благ. Налогообложение уменьшает покупательскую способность частного сектора, а следовательно и его требования на реальные ресурсы.

Следовательно и очевидно, размер государства в экономике имеет прямое отношение к объему предоставляемых государством общественных благ. Поэтому если политический консенсус считает, что инфраструктура является общественным благом, то какую роль в предоставлении этого блага имеет частный сектор? Никакой! И поскольку строительство инфраструктуры требует уникальные навыки, опыт, знания и технологии, то каким образом частный сектор, не имеющий ни того, ни другого, ни третьего, ни четвертого может помочь в реализации этой задачи? Никаким! То же касается самое образования, медицины и так далее.

А как насчет безработицы, возникающей, например, вследствие импорта товаров? Является ли безработица общественным благом, а если нет, то почему же это “благо” так настырно насаждается во всем мире?

Или, может быть, безработица является элементом современной нормативной действительности, т.е. действительности, не имеющей обоснования в виде объективных законов, но обусловленной некими субъективными желаниями? И, в конце концов, имеет ли тогда полная занятость отношение к социализму, или же все-таки безработица – это необходимый элемент идеологии неолиберализма? А может безработица в частном секторе экономики может быть использована для повышения качества общественных благ?

В заключение сегодняшнего философского трактата Скромное мнение хотело бы привести несколько цитат из книги Хаймана Мински “Стабилизируя нестабильную экономику”. С связи с текущим кризисом экономические взгляды Хаймана Мински переживают сейчас свое второе рождение. Как говорит википедия, он:

выступил с резкой критикой как ортодоксального кейнсианства, так и монетаризма, обвинив их в том, что они рассматривают современную экономику как «деревенскую ярмарку»

Первые цитаты из книги должны придать смысловой объем вопросам, только что заданным выше:

Вопросы, которые имеют смысл в мире, часто не имеют смысла в рамках теории. (Questions that are meaningful in the world are often nonsense questions with a theory.)

Используемая теория определяет вопросы, которые задаются, и решения, которые подаются. (The theory used to determines the questions that are asked and the options that are presented.)

Хайман Мински никоим образом не был социалистом, но это не помешало ему написать что:

Хотя рыночный механизм является достаточно хорошим инструментов для принятия социальных решений относительно таких второстепенных проблем, как цветовая гамма или длинна юбок или вкус мороженного, он не может и не должен быть основой для решения таких важных, больших проблем как распределение доходов, поддержание экономической стабильности, развитие экономики, образование и обучение молодежи. (While the market mechanism is a good enough device for making social decisons about unimportant matters such as the mix of colors in the production of frocks, the length of skirts, or the flavours of ice cream, it can not and should not be relied upon for important, big matters such as the distribution of income, the maintenance of economic stability, the capital devolopment of the economy, and the educationand training of the young.)

И, наконец, последняя цитата является осиновым колом в сердце неолиберализма, считающего государство и регулирование обузой для экономики:

Центральные банки и другие инструменты финансового контроля возникли в ответ на постыдную непоследовательность финансовых рынков. (Central banking and other financial control devices arose as a response to the embarassing incoherence of financial markets.)

И еще бы! Например, ФРС была создана в 1913 году в ответ на череду кризисов в начале 20-го века, а Комиссия по ценным бумагам – в 1934 году в ответ на Великую депрессию. Вот такая вот обуза для экономики.

Вывод

Социализм и экономическую теорию нельзя сравнивать, как нельзя сравнивать яблоки с апельсинами. Социализм – это совокупность нормативных взглядов, накладываемых на экономику, которая является полем для реализации конкретных политических задач.

Неолиберализм, проповедующий главенство рыночных отношений, не может являться экономической наукой, т.к. в его основе лежат идеологические постулаты. Весь дальнейший псевдонаучный аппарат неолиберализма был направлен лишь на продвижение изначальных догм и не имеет ничего общего с объективным процессом познания.

Постсоветское пространство является особенно падким на плоды различных идеологий по причине отсутствия объективного и системного образования в социальных науках. Неолиберализм с идеологией свободного рынка пришелся здесь очень кстати, подменив собой предыдущую идеологию коммунизма и социализма. Население бездумно впитало новую идеологию, наивно полагая, что нашло манну небесную.

Любая проблема может быть решена, если задавать правильные вопросы.

Скромное мнение – не социалист, не левый и не правый. Скромное мнение интересуется экономикой, а не политикой.

Китай, евро и доллар

Отложим на недельку макроэкономические дебаты в пользу событий на рынках. Тем более, что лето подходит к концу, а погода в географических широтах Скромного мнения никоим образом не способствует сложным и многоступенчатым мыслительным процессам – погода просто идеальна для выходных на природе. Итак, кратко и несложно о рынках.

На прошедшей неделе эксперты истерического толка вновь заголосили о том, что США уже почти не жилец на этом свете, потому что Китай начал резко избавляться от их государственных облигаций, сократив свои владения только за июнь на 21.2 млрд и на почти 100 млрд за прошедший год:

В соответствии с анализом экспертов, Китай избавляется от госдолга США, потому что Китай чувствует, что скоро США придет конец, и не хочет в нем участвовать. Однако, рыночные события того же периода времени рисуют совершенно иную реальность. Ту, в которой спрос на облигации правительства США категорически превышает их предложение, что подтверждается не только падающей доходностью облигаций на вторичном рынке (желтая линия на графике), но и растущим спросом на аукционах первичного рынка (зеленая линия на графике):

И хотя реальность продолжает преподносить экспертам истерического толка новые исторические сюрпризы рекорды, ничто не заставит названных экспертов усомниться в собственных экономических теориях. Тем не менее, некоторые их них хотя бы задаются правильным вопросом: а что же все-таки Китай покупает на вырученные деньги?

А покупает Китай евро и японские йены, что в официальной версии называется диверсификацией золотовалютных резервов (ЗВР).

Неолиберальный смысл ЗВР и их диверсификации для Китая был утерян еще до того, как их резервы перевалили за 1 трлн долларов. При суммарных текущих объемах около 2.5 трлн долларов Китаю нет никакой необходимости продолжать копить резервы. Но МВФ и иные клоуны всегда будут иметь трудности с пониманием этого факта, потому что их логика затуманена магической силой финансовых сумм со знаком доллара перед ними.

Экономическая политика Китая - экспорт. Эта политика позволила Китаю стать уже второй по величине экономикой мира, совсем недавно обогнав Японию. А золотовалютные резервы являются побочным эффектом проводимой в Китае экономической политики.

Современная экономическая теория способна думать о торговых балансах только в разрезе финансовых потоков и дефицитов операций по текущему счету. Однако, все эти переживания имеют смысл только для денежных систем с фиксированным обменным курсом (который современная экономическая теория во главе с МВФ любит насаждать развивающимся странам).

Реальным макроэкономическим эффектом экспорта товаров является импорт рабочих мест. И проводимая Китаем макроэкономическая политика дала десяткам миллионов китайцев рабочие места, импортировав эти места из развитых стран.

Западные любители поголосить о нарушениях прав человека в Китае, упорно забывают поинтересоваться ситуацией в собственном огороде, где слишком часто проводимая экономическая политика собственного государства лишает собственных граждан фундаментального права на труд, закрепленного во многих международных договорах, в том числе в рамках ООН, а также конституциях разных стран. Но все эти документы подписывались задолго до пришествия в этот мир неолиберализма, где безработица является нормой экономической жизни в силу проповедуемых догм а-ля естественный уровень безработицы. Странным, все-таки, был этот мир с конца Второй мировой войны и до начала неолиберализма в 70-х годах: и занятость была почти полной, и ВВП рос совсем не хуже, чем сейчас, а то и лучше, и денежная система была основана на золотом стандарте, что сильно ограничивало финансовые возможности государства. Как быстро, однако, все это забылось под бесстыжим напором экономической идеологии?! Поэтому это еще большой вопрос, где в данный момент права человека нарушаются больше, и какие именно права являются более ценными в современных кризисных условиях. Но подобные темы не возникают в предвыборных дебатах политиков.

Как бы там не было, импорт товаров лишает страну рабочих мест. Поскольку большинство развитых стран являются импортерами, то результат глобализации для них – безработица. А поскольку проблема является системной, то и самым лучшим решением этой проблемы будет системное решение.

Однако, идеология неолиберализма не позволяет государству на системном уровне заниматься решением проблемы безработицы. Частично возникающее социальное напряжение компенсировалось ростом уровня жизни, дешевыми импортируемыми товарами, постоянным снижением процентных ставок. Но теперь, когда противостояние США и Китая накаляется практически на глазах, уже многим очевидно, что предел терпения близок, и призывы вернуть рабочие места назад звучат громко и больше не кажутся столь националистичными.

К сожалению, за криками “вернуть рабочие места назад” забывается простой факт. Возвращение рабочих мест из Китая – это возврат в прошлое. Западному миру не нужны китайские рабочие места. Этот этап своего развития он уже прошел несколько десятилетий назад. Западному миру нужны новые рабочие места, в том числе в таких отраслях, на которые Китай не сможет посягнуть в принципе: медицина, забота о престарелых и детях, образование, и так далее. И это как раз те проблемы, которые озвучиваются также часто, как проблема рабочих мест, пусть даже и с ошибочного финансового ракурса. Однако крикуны никогда не могли сложить два с двумя.

Все это подводит Скромное мнение к выводу о том, что настоящей целью диверсификации Китаем своих ЗВР является не диверсификация денежных активов, а диверсификация экспортных потоков. Очевидно, что Китай ожидает негативных результатов своего противостояния с США и, не дожидаясь истеричных движений со стороны американского электората, приступил к подготовке альтернативных экспортных территорий. Целенаправленный рост доли евро в составе его ЗВР ведет к росту экспорта китайских товаров в еврозону – в начале косвенным образом посредством валютных курсов, а затем и к прямым товарным потокам.

Этот вывод только добавляет Скромному мнению уверенности в том, что в текущих условиях минимум курса евро к доллару уже был достигнут. Массированное участие Китая на валютном рынке приведет к росту курса евро, а его стремление выйти на еврорынки в ближайшем будущем освободит ЕЦБ от фискальных функций по финансированию отдельных правительств еврозоны. А поскольку все без исключения правительства еврозоны несут кредитный риск, то Китай будет еще зарабатывать и на кредитной премии. И все это – за счет жителей стран еврозоны, которых одурманили боги неолиберализма, и которые добровольно сдали собственный денежный суверенитет.

Согласиться ли Европа выступить новым двигателем мировой экономики потребления – вопрос открытый. Особенно учитывая тот тупик, в который они сами себя загнали с своим пока еще неудачным проектом евро, в рамках которого индивидуальные государства были системно лишены большинства инструментов воздействия на собственную экономику, ничего не получив в замен от этой системы.

Вывод

Экспорт товаров – это импорт рабочих мест. Диверсификация золотовалютных резервов Китаем несет в себе цель освоения новых рынков для экспорта своих товаров, которые нужны ему для поддержания социальной устойчивости собственной экономики. Стремление Китая в еврозону вызвано переоценкой будущих торгово-экономических отношений между Китаем и США.

Но старая Европа – это не США с их гипертрофированным стремлением к личной и рыночной свободе. Старая Европа всегда заботилась о своих гражданах, которым в данный момент просто задурили голову некими рыночными ценностями.

Борьба за будущее устройство мировой экономики переносится в еврозону. Накал этой борьбы будет возрастать параллельно с “успехами” фискальной консолидации. А, например, Словакия 69-ю голосами против одного отказалась от участия в Европейском фонде финансовой стабилизации. И поэтому Европа, в отличие от США, способна спонтанно форсировать адекватное решение, учитывающее социальные потребности собственного электората. На это и будем надеяться.

Дополнение на следующий день

Сегодня, Financial Times опубликовала интересную статью (на английском; требуется бесплатная регистрация) Michael Pettis'a. Его главный вывод - мир скатывается к торговой войне. Он также косвенно подтверждает тезисы, изложенные выше.

Ответы на вопросы. Часть первая

Атака неолиберализма на обывателя продолжается, не сбавляя темпа. На прошедшей неделе очередной клоун, профффессор экономики Бостонского университете некто Котликофф вышел на публику с сенсационным заявлением: “США – банкрот, а мы об этом даже не знаем!” У докторов медицины встречается совесть и сострадание, не позволяющие им прямолинейно сообщать больным летальные новости. У профессоров экономики нет ни совести и ни сострадания. Но совесть и сострадание – это не единственные качества, которые отсутствуют у многих профессоров экономики. Однако, все еще существуют адекватные люди из мира практических финансов, которые задаются интересным вопросом о том, каким именно образом подобные профффессора экономики получают свои научные степени. И тут же предлагают вариант ответа: они заказали и получили свои научные степени по почте.

Неудивительно, что в подобных условиях непрекращающегося давления научных степеней, званий, должностей и рангов простой обыватель впадает в депрессию, что может провоцировать его на неадекватные действия экономического насилия по отношению к другим людям. Ведь фильтровать такой поток лжи и запугивания можно только имея четкое понимание принципов функционирования экономики, т.е. того, чему эти профффесора не учат в университетах. Скромному мнению поступила просьба ответить на несколько вопросов, которые давным-давно терзают рунет. Ответы на заданные вопросы и станут темой поста на этой неделе, а планировавшийся пост о мультипликаторе денег будет отложен до следующей недели.

 

Вопрос. Большой (или небольшой) дефицит бюджета США и долг (внешний, внутренний) - это плохо?

Политический процесс обсуждения, принятия и исполнения государственного бюджета может давать неверное понимание его роли в экономике. Эта роль особенно сильно искажается глобальным обсуждением неких проблем фискальной консолидации. Подобная ситуация может создать впечатление, что государственный бюджет и экономика – это, как минимум, две независимые друг от друга концепции, а в более “наглом” случае а-ля профффесор Котликофф бюджет является первичным по отношению к экономике.

Независимо от политического процесса, положения экономики в рамках бизнес-цикла, мнения Котликоффа, фазы Луны и пятен на Солнце бюджет состоит из доходов и расходов, бухгалтерский баланс между которыми определяет фискальную позицию государства по отношению к частному сектору экономики:

Баланс бюджета = Доходы – Расходы

В свою очередь, в самом общем виде доходы бюджета можно разделить на налоговые поступления и другие доходы, а расходы – на государственные выплаты и другие расходы:

Баланс бюджета = (Налоговые поступления + Другие доходы) – (Государственные выплаты + Другие расходы)

Налоговые поступления и государственные выплаты называются автоматическими стабилизаторами фискальной политики. Степень их действия на экономику связана с активностью экономики, а направление их действия противоположно направлению развития экономической активности в частном секторе. Например, при замедлении экономической активности налоговые доходы падают, а государственные (социальные) выплаты возрастают, что оказывает стабилизирующее воздействие на экономическую активность. В итоге, при замедлении экономической активности частного сектора автоматические стабилизаторы толкают баланс бюджета по направлению к дефициту или большему дефициту, и наоборот.

Степень воздействия автоматических стабилизаторов связана с долей государства в экономике, которая является результатом политического консенсуса электората, а не экономических теорий профффесоров университетов. Например, электорат в США считает, что медицина и образование являются уделом частного сектора экономики, в то время как в Европе доминирует противоположная точка зрения. Следовательно и при прочих равных, доля государства в экономике в Европе будет выше, чем в США. И так как доля государства в экономике в Европе является выше по сравнению с США, то автоматические стабилизаторы оказывают более сильное стабилизирующее воздействие на экономику по сравнению с США. Это также означает, что волатильность стабилизаторов, а как следствие и волатильность баланса бюджета и экономической активности в США будет выше, чем в Европе.

В любом случае, поскольку воздействие автоматических стабилизаторов на бюджет зависит от состояния частной экономики, они будут влиять на баланс бюджета в рамках бизнес-цикла независимо от текущих политических устремлений, даже если все иные расходы и доходы бюджета останутся неизменными. Эти факты, кстати, открыто признаются даже неолибералами (например, тут).

Дважды в год МВФ публикует глобальный анализ названием “Фискальный монитор”. Собственно сам “анализ” необходимо читать с сильными фильтрами, подавляющими неолиберальный шум, но монитор иногда содержит интересную статистику. В частности, в последнем выпуске в мае этого года МВФ прогнозировал эффект различных компонентов бюджета на рост размера государственного долга стран G20 за период с 2008 по 2015 год (страница 14). Их вывод:

Из 39 процентных пункта роста долга по отношению в ВВП около двух третьих роста вызваны падением налоговых сборов и падением ВВП в 2008-09 годах. (Of the almost 39 percentage points of GDP increase in the debt ratio, about two-thirds is explained by revenue weakness and the fall in GDP during 2008-09.)

Далее они говорят:

Фискальные стимулы, предполагая, что они будут завершены в соответствии с планами, будут ответственны только за одну десятую долю роста долга. (Fiscal stimulus—assuming it is withdrawn as expected—would account for only about one-tenth of the overall debt increase.)

Итого, две третьих роста долга бюджета обусловлены действием автоматических стабилизаторов, а фискальные стимулы отвечает лишь за 10%. Соответственно, на остающиеся приблизительно 25% приходятся различные программы фискальных трансфертов в пользу определенных слоев корпоративного сектора, а именно программы по спасению банков, стимулирования кредитования, продаж и так далее.

Влияние автоматических стабилизаторов на баланс бюджета является универсально большим и определяющим. И поскольку автоматические стабилизаторы действуют независимо от утвержденных планов бюджетного процесса, то в общем случае баланс бюджета не может быть плохим или хорошим, а дефицит бюджета – большим или маленьким.

Баланс бюджета зависит от результатов экономической деятельности больше, чем от планов политиков, принимающих бюджет. Да, политики могут вмешиваться в действие автоматических стабилизаторов, но полная ликвидация государства а, как следствие, бюджета позволит им контролировать баланс бюджета, которого тогда не будет.

Баланс бюджета отражает лишь то, что происходит в частном секторе экономики. Плохо это или хорошо? В отрыве от анализа состояния экономики это – никак!

Тем не менее, в неолиберальном мире дефицит бюджета всегда является плохим. Но плохим в ином смысле этого слова.

Одной из непререкаемых догм неолиберализма является сбалансированный бюджет в рамках бизнес-цикла, т.е. дефициты бюджета во время экономических рецессий должны компенсироваться профицитами во время экономических бумов. Профффессоры сами себе придумали точку отсчета (“0”) и стали на нее молиться. Почему именно эта точка имеет особое магическое значение – никто не знает. Но неолиберализм считает, что государство не может влиять на экономику в долгосрочном периоде времени, поэтому сбалансированные бюджеты позволяют игнорировать роль государства в изучении и понимании экономических процессов. В такой системе дефициты бюджета по определению являются пассивной констатацией факта рецессии в экономике. А пассивная констатация факта есть его простое отражение. Следовательно, “неча на зеркало пенять, коль рожа крива”.

Если бы клоуны хоть иногда консультировались у смежных областей наук или даже у собственного здравого смысла, то узнали бы, что профилактика – это лучший способ лечения. Т.е. (хороший) дефицит бюджета может быть профилактикой здорового образа экономической жизни страны. А для большинства развитых стран (импортеров) дефицит бюджета должен быть нормой экономической жизни страны. Как прививка против болезней.

В условиях принятых институциональных решений дефицит бюджета (поток) преобразуется в государственный долг (объем). Поскольку дефицит бюджета – это, в общем случае, ни плохо и ни хорошо, то и государственный долг – это ни плохо и ни хорошо. Это – никак! По размеру государственного долга еще меньше можно судить о состоянии экономики. Долг – это лишь история дефицитов бюджетов.

В экономике равновесие определяется состоянием, когда планируемые совокупные расходы равны совокупному выпуску. В этом случае весь произведенный продукт находит спрос, и экономика находится в равновесии.

Поскольку будущее не определено, то любая фирма пытается спрогнозировать будущий спрос на свою продукцию. Затем, в соответствии с этими планами, она планирует производство и его расширение, если оно необходимо. Если фирма была чрезмерно оптимистична в собственных прогнозах относительно будущего спроса, то часть произведенной продукции окажется на складе, что приведет к сокращению производства в последующем периоде.

Если частный сектор экономики находится в хорошем настроении, то ошибки на уровне отдельных фирм компенсируются перетоком свободных ресурсов туда, куда перетекает спрос со стороны потребителей. Если же в экономике случается системный сбой (рецессия), то ресурсы, высвобождаемые в результате падения спроса, не находят себе нового применения в иных сферах экономики, потому что спрос сокращается системно.

Следовательно, если фирмы оказались чрезмерно оптимистичны в собственных прогнозах спроса, и совокупные сбережения в экономике превысили прогнозы (или совокупные расходы оказались меньше прогнозов), то перепроизводство продукции превратится в незапланированные, т.е. вынужденные инвестиции в складские запасы. Именно в этом смысле в системе национальных счетов сбережения уравновешиваются инвестициями. Рост сбережений означает рост чьих-то “инвестиции” в складские запасы. Каждый рубль, доллар и т.п. полученного дохода частного сектора, который сберегается и не тратится в экономике, соответствует нераспроданным складским запасам. (Более подробно эти вопросы обсуждались в теории ссудного капитала.)

Если падение совокупных расходов не компенсируется извне посредством дефицита бюджета, то рост складских запасов приводит к сокращению производства и занятости, к падению в следующем периоде ВВП, национального дохода и будущих сбережений. Этот процесс будет продолжаться до тех пор, пока фактические сбережения в данном периоде будут превышать запланированные инвестиции из прошлого периода. Экономика же будет продолжать сокращаться вместе с доходом до тех пор, пока уровень сбережений не начнет совпадать с ожиданиями фирм.

Частный сектор не начинает сберегать, когда наступает рецессия. Частный сектор стремится сберегать в принципе. Это стремление колеблется в рамках бизнес-цикла. Иногда рост сбережений может даже быть отрицательным, но этот факт не отменяет общий принцип.

Главным сберегающим агентом в любой экономике являются домохозяйства. Домохозяйства получают доход, и все, что они не тратят на потребление, становится сбережениями.

Корпоративный сектор в общем случае является заемщиком. Типичный капиталистический бизнес построен на модели Деньги1->Товар->Деньги2, где Деньги1 обычно являются заемными, а Деньги2 служат для возврата кредита посредством производства и продажи Товара, что затем приводит к новому производственному циклу. Но когда спрос сокращается, корпоративный сектор не может продать произведенный товар, и производственный цикл нарушается. Фирмы перестают занимать деньги, отдают старые кредиты и сокращают инвестиции. Сокращение инвестиций выступает главным источником растущих текущих сбережений корпоративного сектора.

Следовательно, в условиях экономической рецессии и домохозяйства, и корпоративный сектор увеличивают свои сбережения. Это ведет к росту сбережений частного сектора в макроэкономике в целом и падению экономической активности (здесь и далее внешний сектор игнорируется в целях простоты изложения).

Сбережения – это доход, который не тратится. Отдельные экономические агенты могут считать, что приобретая недвижимость, золото и другие реальные активы, они сберегают, но в рамках макроэкономики такие транзакции являются обменом активов (свопом) между контрагентами сделки и не изменяют общий уровень сбережений. Это утверждение справедливо и для транзакций с финансовыми активами, как то приобретение иностранной валюты (финансовый своп) или депозит в банке. На банковских депозитах необходимо остановится отдельно.

Современная экономическая теория с ее теорией ссудного капитала и концепцией мультипликатора денег считает, что банки должны привлекать депозиты перед тем, как они могут выдать кредиты. Также она считает, что рост сбережений и депозитов в банках ведет к росту кредитования и инвестиций. К сожалению, такое мнение является категорически неверным описанием существующей реальности. Однако, чтобы не отдаляться далеко от темы сейчас, проблемы мультипликатора денег Скромное мнение рассмотрит в ближайшем будущем в рамках отдельного поста. В рамках же этого поста достаточно отметить, что сбережения на депозите в банке ведут к созданию соответствующего по размерам финансового обязательства со стороны банка, что на уровне макроэкономики ничем не отличается от любых иных транзакций в рамках частного сектора и не изменяет его совокупный объем сбережений.

Частный сектор очень ограничен в выборе инструментов для своих сбережений. Единственной возможностью для частного сектора сберегать является приобретение финансовых активов, не имеющих отношения к частному сектору, а именно таких финансовых активов, финансовые обязательства которых находятся вне частного сектора. И такими финансовыми активами являются только финансовые обязательства собственного государства. Упрощенно на этот вывод можно посмотреть следующим образом: домохозяйство, получающее зарплату наличными деньгами, т.е. финансовые обязательства государства, и сберегающее часть этих денег. Соответственно, частная экономика в целом может сберегать только исходя из суммы дефицита государственного бюджета.

Но наличные деньги государства не являются его единственным финансовым обязательством. Точно таким же финансовым обязательством являются и государственные облигации. И вновь Скромное мнение планирует отдельный пост на эту тему, но сейчас достаточно сказать, что различия в сроках погашения и размере выплачиваемых процентов не имеют значения для экономики и ее сбережений. Государство, выпуская облигации, делает частному сектору одолжение, предоставляя ему источник безрискового дохода и безрисковый способ хранения сбережений. А также облегчает собственному центральному банку задачу проведения процентной политики. И поэтому в тех частях современного мира, в которых государство является монопольным источником собственных денег, выпуск облигаций по сути своей является монетарной операцией, а не фискальной.

Выпуск государственных облигаций не финансирует никаких государственных расходов или дефицита бюджета, и в этом смысле неолиберальные страхи перед монетизацией государственного долга являются беспочвенными. Во-первых, невозможно монетизировать то, что по сути своей и так не отличается от денег. А во-вторых, финансовый сектор всегда монетизирует любую государственную облигацию, если его об этом попросят (в том числе и с помощью центрального банка). Но дальнейшие детали будут в отдельном посте.

Итак, частный сектор может сберегать только в виде финансовых обязательств собственного государства. И в то время как у денег первичной функцией является проведение платежей в экономике, государственные облигации и государственный долг в целом служат удобным инструментом сбережений для частного сектора. Если домохозяйства лично государственные облигации не покупают, за них это делает финансовый сектор: банки, пенсионные и страховые компании и т.п.

Но возвращаясь к вопросу, заданному в начале: государственный долг – это плохо или хорошо? Скромное мнение перефразирует этот вопрос следующим образом: является ли государственный долг в размере 91% ВВП хуже или лучше, чем долг в размере 90% ВВП? Ответ: настолько же, насколько сбережения частного сектора в размере 91% ВВП являются хуже или лучше, чем сбережения в размере 90% ВВП.

В современном мире государственный долг в первую очередь является ответом государства посредством дефицитов бюджета на желания частного сектора сберегать. Обсуждение размера государственного долга, как и размеров дефицитов бюджетов отвлекает внимание на совершенно несущественные вопросы.

Вопросы, которые на самом деле стоит задавать, это: зачем частному сектору такие сбережения (объем)? или почему частный сектор стремиться сберегать (поток)? И если такое положение дел кому-то не нравится, то что государству надо сделать, чтобы частный сектор сберегал меньше и тратил больше своих собственных доходов. Потому что всем понятно, что когда частный сектор начнет тратить больше, то дефицит бюджета за счет автоматических стабилизаторов уменьшится, что позволит некоторым клоунам спать спокойнее.

Могут ли дефициты бюджетов принести вред экономике? Могут, но как отмечает адекватный человек в интервью на youtube по ссылке в начале поста, такое развитие событий современному миру пока категорически не грозит. Частично Скромное мнение эти вопросы уже рассматривало ранее.

К сожалению или к радости, но ответ на первый вопрос получился, несмотря на срезание многих углов, слишком пространным. Это вынуждает Скромное мнение назвать данный пост “частью первой” и отложить ответы на остальные вопросы на другой раз.

В заключение Скромное мнение решило собственноручно дополнить список вопросов и дать на них простые ответы:

• Может ли государство сберегать в собственной валюте? Экономический нонсенс.
• Надо ли форсировано стремиться к профициту бюджета? Экономический нонсенс.
• Надо ли государству удовлетворять стремления к сбережениям иностранного частного сектора, выпуская облигации в иностранной валюте? С какой стати, не говоря о том, что такие сбережение несут в себе кредитный риск.
• Есть ли разница между внутренним и внешним долгом, если он номинирован в собственной валюте? Никакой.

И в абсолютное заключение Скромное мнение дает домашнее задание:

1. дать ответы на вопросы, приведенные выше, для денежной системы типа золотого стандарта.
2. найти отличия между финансовыми условиями агентов частного сектора (домохозяйств или корпораций), использующих чужие деньги, и государства, эмитирующего собственные деньги.