Экономика, недвижимость и монетарная политика

При частоте постов раз в месяц ассортимент текущих событий, подходящих для пикселесжигания, поражает своим богатством. Тут тебе и заявление ФРС о новом повороте в программах количественного облегчения, и новые повороты в еврокатастрофе, где Словакия отказывается продолжать участвовать в этом экономическом маразме эксперименте, и очередное невыполнение Грецией целевых параметров консолидации, выставленных “тройкой”, и новые коллапсы в банковской системе, и многое другое.

На самом деле это все скучно и проходилось уже много раз. Взять, например, Бернанке и его расхваленную операцию Twist, которую он пытается реализовать после двух провальных программ количественного облегчения.

Оставим экономику пока в стороне и спросим, о чем же именно думает по ночам Бернанке. О Трише, который через месяц уходит на пенсию… Но главные мысли Бернанке, наверное, посвящены тому, как понизить процентные ставки. Однако, слушая этот псевдонаучный … хм …, невольно задаешься вопросом о том, знает ли Бернанке, как образуются процентные ставки. И вообще, чем они там все занимаются.

Ведь если Бернанке захочет повысить или понизить краткосрочные процентные ставки, то он не думает ни секунды, как ему это сделать. Он их объявляет такими, какими ему хочется и … вуаля … дело в шляпе! Ему даже делать больше ничего не надо. Почему же Бернанке думает, что с долгосрочным процентными ставками все обстоит иначе?! Ведь еще в 1951-м году все именно так и обстояло и ставки по долгосрочным облигациями были зафиксированы на уровне 2.5%, потому что ФРС так сказала.

А если он все-таки не хочет делать “вуаля”, то какие же процессы управляют долгосрочными процентными ставками? Бернанке, видимо, думает, что это спрос и предложение долгосрочных облигаций. Он ошибается. И это очень грустно, когда главный центральный банкир якобы главного центрального банка мира не знает, от чего зависят эти чертовы процентные ставки. Плюс, интересно было бы узнать, насколько глубоко Бернанке понимает, что процентные ставки бывают разных пошивов и в общем случае прямой связи между ними нет.

Последний вопрос интересен потому, что современная макроэкономика обычно игнорирует этот простой факт. И поэтому такие столпы макроэкономики и финансов как теория ссудного капитала, модель ISLM, модель CAPM и много иное основаны на предположении о том, что в мире существует лишь одна единственная процентная ставка, которая верна для всех и вся. Но, к сожалению, в нашем мире процентные ставки зависят не только от срока, но бывают еще безрисковыми и рисковыми, где степень риска покрывает весь диапазон от нуля до бесконечности, а каждый агент экономики “достоин” своей уникальной и неповторимой процентной ставки.

Хотя, видимо, у Бернанке все-таки просыпаются либо сомнения, либо совесть:

Монетарная политика – это мощный инструмент, но не панацея от проблем, стоящих перед экономикой США. (Monetary policy can be a powerful tool, but it is not a panacea for the problems currently faced by the U.S. economy.)

Американский экономист Томас Сарджент только что получил премию по экономике Банка Швеции (в народе ошибочно ассоциируемую с Нобелевскими научными премиями). Хотя Сарджент стоял у истоков такого экономического абсурда как теория рациональных ожиданий и без сомнений твердо принадлежит современной экономической науке, он также часто был занозой в одном известном месте у этой науки.

Одна из самых известных работ Сарджента называлась “Немного неприятной монетаристской арифметики” (“Some Unpleasant Monetarist Arithmetic”). В этой работе он показал, что вопреки всем чаяниям монетаристов при определенных условиях центральный банк не в состоянии контролировать и управлять не то, чтобы двумя макроэкономическими переменными, но даже и одной переменной - инфляцией. В итоге центральный банк и его монетарная политика могут быть абсолютно беспомощными в управлении экономикой. По слухам Милтона Фридмана чуть кондрашка не хватил от такой “ереси” со стороны своего коллеги по научному лагерю.

Впрочем, Бен Барнанке, будучи выходцем из Гарварда и MIT, принадлежит к противоборствующему научному лагерю, и потому он мог не придать большого значения тому, о чем там пишут оппоненты. А может и придал, и именно поэтому он так настырно вмешивается в фискальные вопросы:

Федеральный бюджет сейчас однозначно находится на неустойчивой траектории. (The federal budget is clearly not on a sustainable path at present)

Ведь Сарджент в своей работе указал, что только полное подчинение фискальной политики интересам политики монетарной вернет последней ее фридманскую славу.

Параллельно с жалобами на якобы неустойчивую фискальную политику, Бернанке и все остальные кому не лень сетуют на затруднительные условия кредитования для малого и среднего бизнеса и потребителей. На графике ниже показан объем банковского кредитования бизнеса (не только мелкого и среднего, а всего бизнеса) и потребителей по отношению к общему объему банковского кредитования в США (таблица H.8 банковской статистики):

То кредитование, которое так сильно всех беспокоит, вплоть до конца 80-х годов вполне стабильно занимало 40% от объема банковского кредита. Но с тех пор оно сократилось почти в два раза (в относительном выражении), упав до 24% еще до начала кризиса. Поэтому, если кому-то и хочется переживать по поводу доступности кредитов для мелкого бизнеса и т.п., то начинать надо было где-то в 90-х годах. Теперь уже поздно.

Современные банки – это уже давно не банки в традиционном понимании, и они не кредитуют бизнес и экономику. Современная монетарная политика – это уже давно не монетарная политика, которая беспокоится о балансе инвестиций и потребления в рамках экономического роста. Но если кредитование бизнеса и потребления составляет всего 25%, то что стоит за остальными 75%?

За ним стоит кредитование недвижимости. И пусть на самом деле кредитование недвижимости занимает не 75%, а меньше, но абсолютная точность не столь важна, как масштаб дисбаланса.

Банки не хотят кредитовать бизнес, потому что это рискованно и надо думать. Куда проще прокредитовать недвижимость, особенно если цены на нее постоянно растут.

До тех пор, пока они не начнут падать.

В итоге, современные банки – это машины по раздутию цен на недвижимость, а современная монетарная политика – это инструмент воздействия на цены на недвижимость. Монетарная политика современных ЦБ это и есть рынок недвижимости.

Причем США – совсем не исключение из правила. Слышали про Японию? Правильно. А про Ирландию, Испанию, Данию, Великобританию и также ряд стран Восточной Европы? Даже Казахстан и тот успел засунуть голову к эту петлю.

Во всем этом есть два интересных аспекта: политический и экономический. И естественно, что из политического аспекта прямым образом вытекают последствия экономического. Не даром экономика раньше проходила под названием политэкономия.

То, что населению почти всего мира скармливают под соусом рыночной экономики, на самом деле не имеет к ней никакого отношения. Современный финансовый капитализм – это немного окультуренный и приглаженный феодализм, который под идеей глобализации скрывает банальный колониализм. В науке этот коктейль получил название неолиберализм, который построен на теориях неоклассической экономики. Но о том, что несет в себе приставка “нео” – чуть ниже.

Экономический аспект обсуждаемой проблемы состоит в том, что расходы недвижимость – это самая важная составляющая стоимости рабочей силы и производства. Но производство вынуждено покрывать не только свои собственные расходы на недвижимость, но еще и платить зарплату работникам, которая должна быть соизмерима с их расходами на жилье. И чем дороже недвижимость, тем “дороже” становится экономика. Соответственно, для того, чтобы экономику сделать конкурентной, самым разумным было бы не урезать зарплаты и социальные расходы, как это делают в Греции или Великобритании, а урезать цены на недвижимость. Но кто же на это пойдет в феодальном обществе?! И поэтому вместо того, чтобы население свои доходы тратило на текущее потребление, которое напрямую связано с текущим производством и, как следствие, уровнем занятости, бОльшую часть своих доходов оно вынуждено тратить на обслуживание того, что ему обычно не принадлежит и что было произведено давным-давно когда-то в прошлой истории.

А теперь о приставке “нео”.

Классические экономисты, к которым относятся, например, Адам Смит и Давид Рикардо, выделяли три источника доходов: рабочая сила, производство (капитал) и рента. И хотя у этих экономистов были разные взгляды, все они соглашались с подобной классификацией.

Приставка “нео” в неолиберализме и неоклассической экономике “уничтожила” ренту. Точнее рента была практически вписана в понятие капитала. Ведь в капитализме рента не может подвергаться политическим нападкам, и соответственно в капиталистической науке рента исчезла из экономических дискуссий и моделей.

Джоржд Генри, еще один классический экономист, открыто и активно выступал за кардинальное изменение налоговой системы. Он предлагал использовать стимулирующие свойства фискальной политики и “наказать” с ее помощью непроизводственные доходы от ренты. Он предлагал ввести единый налог на недвижимость и отменить все остальные налоги. Но кто ж захочет это сделать в неофеодализме?!

Ну а вдруг!

Совсем недавно греческое правительство, в своих бесконечных попытках ублажить остальную Европу, получило одобрение собственного парламента на введение нового налога – налога на недвижимость. Первый блин, конечно, всегда комом (потому что спасают-то греки чужую ренту, да и условия закона “страдают” от предвзятости), но если так пойдет дальше, то глядишь кто-нибудь где-нибудь рано или поздно возьмется за ум. Или за историю, которой современная экономическая теория панически боится.

В конце концов еврозона продолжает уверенно стоять на твердом пути к своему логическому распаду, а налог-то может и сохраниться.

 

Выводы

Если ВВП – это про производство, то почему монетарная политика занимается рентой? Потому что финансовый (банковский) капитализм – это неофеодализм, который интересуется в первую очередь недвижимостью и рентой с нее. В некоторых странах они даже “пробили” налоговые льготы для процентов по жилищной ипотеке. Хотя такие льготы, но для юридических лиц, во всех странах являются обычным делом. В этом смысле классический источник доходов под названием “рабочая сила” довольствуется лишь тем, что ему остается с барского стола – после ренты и капитала. А потом они рассказывают про кризисы перепроизводства и необходимость сокращать производство и увольнять работников.